Софья сделала ставку на раскол в рядах восставших, подкупив большую часть служивых милостью и щедростью, и добилась своего, незаметно лишив их позицию социальной и политической остроты. К середине октября в столице воцарилось желанное правительству «спокойствие». Но борьба с восстанием не была еще завершена. К 28 октября правительству удалось заставить служивых по прибору частично признать вину за участие в штурме Кремля 15 мая и отказаться от полученных по их «неправому» челобитью жалованных грамот. 2 ноября на Красной площади был до основания снесен памятник в честь победы Московского восстания. 6 ноября царский двор со значительными военными силами вступил в столицу.
Условием установившегося в Москве мира стали новые жалованные грамоты всем полкам стрельцов и солдат, признавшие справедливость их требований (как в предшествующих грамотах), кроме тех, которые поднимали вопросы государственного управления. Правительство максимально удовлетворило желания служивых по прибору, касавшиеся их собственного положения. Однако с 10 декабря до конца месяца в Москве еще продолжалось волнение в полку Павла Бохина. Несмотря на то что в течение 1683 г. правительству удалось вывести многие полки из Москвы и разными путями сослать в ссылку немало «пущих заводчиков» волнений, Софья и ее приближенные сознавали вероятность нового взрыва.
В начале 1684 г. Боярской думой по докладу главы Стрелецкого приказа Ф. Л. Шакловитого была принята обширная и продуманная программа рассредоточения «опасных» полков, постепенного исключения из их рядов «своевольных людей и мятежников». Документ свидетельствовал о существующей в России опасности народного восстания. Свой вывод сделал из событий 1682 г. и патриарх. До тех пор, пока эта опасность не будет полностью устранена, Иоаким сохранит верность правительству, даже если его возглавляет «зазорное лицо».
С 1682 г
Великий «мудроборец». «Грекофилы» и «латинствующие»
Многие крупнейшие дела патриарха Иоакима были оставлены историками в тени. Усилия по устроению Церкви и противодействие реформам царя Федора, роль архипастыря в возведении на престол Петра I, его поведение во время раскольничьего бунта и стойкость, проявленная в переговорах об «утишении» Московского восстания 1682 г., — эти и еще многие деяния отступили в исторической литературе на второй и третий план. Их затмила острая полемика, развернутая учеными литераторами и публицистами в предпоследнее перед Синодальным периодом патриаршество и, похоже, не угасшая до сего дня. Позиции авторов в этом вековом споре и определяют, главным образом, их отношение к Иоакиму и оценку его деятельности [402].
Сама полемика изначально имела несколько уровней, внешне не всегда сопоставимых, но глубоко взаимосвязанных. Первый, вызвавший наиболее эмоциональную реакцию участников и историков «слой» составил спор о пресуществлении Святых даров. Он породил миф о зловещей угрозе проникновения «яда латинской ереси» в святая святых русского православия — в сам чин (сценарии) литургии. Легко представить себе, как оценивало большинство авторов столь злодейскую попытку российских христопродавцев — ставленников католиков и в особенности «злокозненных иезуитов».
Но «латинствующей», западнической, южнорусской по происхождению партии смело противустали во главе с патриархом истинные патриоты — представители партии московской, старорусской, защитники древлепреданного «греческого» благочестия. Очевидно, что укрепившее свои позиции в исторической литературе — и временами господствующее в ней — движение западников не могло дать своих «предшественников» в обиду. Иоаким со товарищи превращались на страницах книг и статей в ретроградов и — самое страшное ругательство — противников европеизации России, переделки ее на западный манер.
Обращение ко второму «слою» старинного спора — полемике о языке просвещения — полностью подтверждает, казалось бы, позицию западников. «Латинствующие» горячо отстаивали необходимость изучения латыни — общеевропейского языка науки; сторонники патриарха требовали ограничиться изучением греческого — языка православного богословия. «Западники» XVII в. выступают просветителями, а «грекофилы» оправдывают метко данное им в ходе полемики именование «мудроборцы» — то есть борцы с мудростью. Правда, западники Нового и Новейшего времени от подобного открытия ничего не выигрывают. На поверку их «предшественники» оказываются ярыми патриотами, защитниками национального достоинства России, обличителями слепого, «обезьяньего» иноземного заимствования и сторонниками государственного меркантилизма.
Остается малоизученным, однако, еще более глубокий третий «слой спора — именно тот, который и придал книжной полемике остроту политическую, благодаря которой в ней принужден был выступить сам патриарх и иные иерархи, а точку попытались поставить топором палача на Лобном месте… Речь шла о вечном вопросе, не случайно заданном Христу Пилатом: «Что есть истина?» Точнее — что есть источник истины: авторитет и слепая вера или укрепленный наукой разум? Сами того не замечая, историки (и западники и славянофилы) продолжили наиболее глубокую и важную линию спора: могли ли россияне допетровского времени «рассуждати себе» (мыслить самостоятельно), или их уделом было подчинение авторитету и подражание?!
Такая постановка вопроса практически исключает беспристрастность: в любые времена автор волей–неволей становится на одну из позиций. Ведь от века к веку «пастырям» все сложнее подавлять гражданское самосознание «стада». Однако мы можем попытаться понять логику и мотивы патриарха Иоакима, последовательно восстановив роковой ход событий, в которых ему пришлось принять участие. Они начались задолго до описанного в предыдущем очерке Московского восстания 1682 г. и прихода к власти царевны Софьи Алексеевны.
Просветители
В 1665 г. выдающийся поэт, публицист и просветитель Симеон Полоцкий, учитель детей царя Алексея Михайловича (в том числе и царевны Софьи), открыл в Заиконоспасском монастыре свою школу. Это было одно из первых в Москве училищ повышенного типа. Призвав в его стены грамотных молодых людей из московских приказов, Симеон начал преподавание латинского и польского языков, грамматики и риторики, поэтики и философии. Предполагают, что Полоцкий знакомил учеников и с началами исторических знаний.
Финансировал строительство школы и ее работу сам царь Алексей Михайлович — через приказ Тайных дел. Первым учеником школы и ее «счетоводом» стал тайных дел подьячий Семен Медведев. Знания, полученные в школе Симеона Полоцкого, а главное, вдохновляющий пример учителя оказали определяющее воздействие на внутренний мир и всю дальнейшую жизнь Медведева. Семен вышел из школы Полоцкого убежденным борцом за «свет разума».
Преследования со стороны нового правительства А. С. Матвеева заставили Медведева искать прибежища в дальнем монастыре. Смерть царя Алексея Михайловича и падение правительства А. С. Матвеева изменили в московской жизни многое. Весной 1677 г. Медведев, постригшийся под именем Сильвестр, был уже в Москве, где и поселился вместе со своим учителем в Заиконоспасском монастыре против Никольских ворот Кремля.
17 июля Федор Алексеевич самолично явился в монастырь. Оба ученика Симеона имели долгую беседу. Царь расспрашивал Медведева об обстоятельствах его опалы и полностью освободил от нее Сильвестра, выразив ему явное благоволение. Медведев так писал об этом своему приятелю: Федор Алексеевич «меня о моем пострижении, и чего ради не восхотел на Москве жиги, сам расспрашивал милостивно; и выслушав мой ответ, благоволил неединократно приказать мне жить на Москве, и перед иными милостию… пожаловал — приказал мне дать на иных всех, разве отца Симеона, богатейшую» келью. Перед Медведевым открылась широкая дорога ученой деятельности. Пользуясь богатой библиотекой Полоцкого, Сильвестр энергично расширяет свои знания, переводит сочинения учителя с латинского и польского языков, готовит их к изданию, вносит в текст многочисленные уточнения и дополнения.
Знания и рациональный ум Медведева обращаются царем на государственную пользу. 19 ноября 1678 г., минуя должности «четца» и «писца», Сильвестр становится справщиком (редактором–составителем) государева Печатного двора, через год Медведев — уже старший справщик. За десять лет службы на Печатном дворе Сильвестр с тремя–четырьмя товарищами подготовил к печати более 150 изданий, в том числе множество учебных, разработал методику перевода и исторической критики текста, внес немалый вклад в становление славяно–русской библиографии.
Новой литературе вскоре стало тесно в рамках контролируемого патриархом Иоакимом Печатного двора. С помощью царя Федора Полоцкий и Медведев организуют при дворе новую, светскую типографию — Верхнюю. Историки нередко рассматривают ее как царский каприз, игрушку для издания сочинений фаворита — Полоцкого. В действительности это было мощное предприятие, оснащенное 6 станами высокой печати и первым в Москве станком для оттисков офортов с медных матриц.
